Великая суббота в литургическом отношении день необычный. Предполагается, что надо этот день тем более провести в Храме, рядышком с ним.
А на самом деле, как ни странно, это, может быть, окажется, увы, малоназидательно. Потому что это день очень уж большой суеты, когда народ уже с утра ждёт, когда начнут освящать куличи и яйца.
А у Церкви всё равно остается свой календарь. Но то, что мы должны делать в этот день, уже довольно давно забыто. Это был день преимущественно крестин, появления новых членов в Церкви.
Служба в этот день длинная, поэтому и сейчас она обычно начинается рано, для того, чтобы освободить больше времени для желающих освятить куличи. Литургия идет в этот день долго, со множеством так называемых паремий – ветхозаветных чтений, в которых главная тематика – это вода, очищение и обновление водою. Смысл этих чтений в том, чтобы прообразовать крестины людей, которые присоединяются к Церкви накануне Пасхи.
Собственно говоря, исторически Великий пост родился как время подготовки к крещению. И тех, кто постились, изучали Евангелие и стали готовы присоединиться к христианам, священник уводил из храма к водоёму, крестил там, а потом они должны были вернуться в храм. А христианская община ждала в храме своих новых братьев и сестер. И для того, чтобы им быть на одной волне с крещаемыми, на службе читались эти отрывки из Писания, говорящие об обновлении человека водою и духом.
А сегодня эта замечательная символика ушла. Получилась просто очень долгая служба, прихожанам непонятная. Люди недоумевают: зачем эти долгие ветхозаветные чтения? А главное, что с каждым следующим чтением прибывает волна тех, кто совсем ничего не хочет в храме слушать, а ждёт: ну, когда же это всё кончится, наконец, выйдет батюшка и займётся делом – то есть освящением моей праздничной корзинки.
В такие часы, признаюсь, я как-то по-особенному всегда переживал собственную церковность, причастность к церковной тайне. Я понимаю, что происходит и зачем, и мне это дорого и значимо. Как жаль, что для этих людей, которые пришли с корзинками, Пасха остаётся на уровне кулинарного события! Как жаль, что они лишают себя возможности такого переживания и погружения в океан смысла, которое с этими днями и службами связано.
Протодиакон Андрей Кураев
Главное, что мешает пережить Страстную седмицу – это явная близость к Пасхе и некоторая усталость от завершающегося поста. Когда запах куличей начинает слепить нос – особенно это заметно когда живёшь в семинарии или в монастыре – тогда, вместо того, чтобы нам действительно переживать всецело и только события Евангельской истории, в нас уж очень бурно начинает просыпаться и мечтать о своём удовлетворении гастрономическое чувство.
В этом смысле Страстную седмицу переживать иногда бывает тяжелее, чем предыдущие долгие недели Великого поста. И принципиально важно до некоторой степени об этом забыть. Человек должен уметь себя контролировать. Чего ты ждёшь от Пасхи? Застолья – разрешения от поста, или же всё-таки вести о Воскресении Христовом и о своём спасении?
Честное слово, если тебе кажется, что желудок начинает определять всё остальное, то лучше что-нибудь скушать, чем прислушиваться к его диктантам и требованиям.
Первые дни Страстной седмицы относятся к числу моих, может быть, самых любимых, потому, что они какие-то очень спокойные. Нет ещё предпраздничной суеты, нет эмоциональной чрезмерной нагруженности, которая начнётся во второй половине недели, когда она будет погружать тебя в атмосферу Страстей.
А атмосфера первых дней совершенно удивительная — ровная и в то же время в ожидании какой-то бури. Здесь нет чувства новизны, экзотики, как в начале Великого Поста, когда от стилистики Великого Поста за год отвыкли – здесь уже привычное, сроднившееся, родное, и скоро оно уйдёт. Немножко прощальная, немножко сожалеющая, но очень насыщенная эмоциональная гамма — определяет первые два дня Страстной седмицы.
Затем наступает Великая среда. Этот день несколько необычен тем, что обычно для церковных людей является днем исповеди перед Великим четвергом. Далеко не все прихожане могут успеть исповедоваться в сам Великий четверг, поэтому во многих московских храмах большая исповедь идёт накануне – в среду вечером, что дает исповедующимся дополнительные возможности. Во-первых, исповедь занимает вечернее время и, соответственно, режим ее не подчиняется темпу пения хора, как обычно на наших службах, когда батюшке надо успеть освободить исповедников до начала Причастия. В Великую среду же хоть до часа ночи батюшка в вашем распоряжении. Мучайте его. Так что для священников это один из самых тяжелых дней в году, а для прихожан — возможность исповедоваться более подробно, чем в обычные дни.
протодиакон Андрей Кураев.