Как к нему относиться?
Все мы признаем медицину, но врачи бывают разные. Точно также и священники бывают разные. Христос нас предупреждал, Он говорил, что пастыри будут трех видов:пастыри добрые, которые полагают душу за своих овец, наемники, которые пришли в церковь просто работать и третий вид — волки в овечьей шкуре (Ин. 10). Так у нас всегда было… Сейчас очень много открывается храмов по стране, а духовные школы, семинарии не могут обеспечить все приходы, вот и приходится зачастую рукополагать человека верующего, но не имеющего духовного и житейского опыта, слабого. Так что может он и оступиться.
Был такой случай до революции. Судили священника за какие-то финансовые прегрешения, а защищал его известный адвокат Плевако. Он сказал такую речь:
— Господа! Скажите, вы этого священника знаете?
— Да, знаем.
— Вы к нему на исповедь ходили?
— Ходили.
— Он вам прощал грехи, отпускал их?
— Прощал.
— А ведь вы, наверное, не раз приходили к нему?
— Да, много раз.
— Каялись, и он вам прощал. Так неужели священник единожды согрешил и вы, будучи такими жестокими, ему не простите его грех? Господь сказал: «Каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить» (Мф.7,2). И он добился оправдания того священника. Так что судить никого не надо.
«На то, чтобы анализировать, что говорят другие люди, в том числе и священники, нам дан Господом разум. Прочитайте замечательную цитату из апостола Павла: “Иной отличает день от дня, а другой судит о всяком дне равно. ВСЯКИЙ ПОСТУПАЙ ПО УДОСТОВЕРЕНИЮ СВОЕГО УМА (Рим.14,5). И это касается не только соблюдения постов, определенных норм и правил, а и вообще всей жизни.
Современные христиане всеми правдами и неправдами стараются “сдать ответственность“ буквально за все: за свои решения, убеждения, действия на священнослужителя . А потом часто обвиняют человека, который давал просто СОВЕТ. Чем отличается совет от приказа? Думаю, что в этом вы разберетесь.
тем более любой совет нужно сверять с Писанием и Преданием .. просвящаться самим и узнавать душеполезные аспекты веры ..а не возлагать большую часть своей ноши на священство!
Город на верху горы. Церковь и наше недостоинство
Всякий ревностный христианин, благодаря своей ревности о Христе, заслуживает ненависть диавола и тем самым рискует быть в той или иной степени гонимым. Естественно, что и священство часто не в последнюю очередь оказывается гонимым – и далеко не только по причине своей святости, но по причине своей функциональной заметности. В недавнем нашем прошлом советская власть в определенные моменты своего исторического существования ставила целью или полное уничтожение священства или, по крайней мере, его дискредитацию, заведомое ослабление кадрового состава Церкви. Это и понятно, поскольку, если уничтожить священство во главе с епископатом, то таким образом можно пытаться – по крайней мере внешне – подорвать основы литургического и таинственного бытия Церкви, а без Литургии и Таинств христиане уже в следующем поколении быстро вырождаются в сектантство. Сама же природа ненависти по отношению к Церкви, будь то древние гонители или современные, не представляет никакого секрета и является именно что диавольской, бесовской. Она имеет именно инфернальный характер. Однако здесь не так все просто, как нам, христианам, может быть, хотелось бы: с одной стороны, положим, злые гонители, а с другой – исключительно безупречные в нравственном отношении христиане. К сожалению, достаточно часто мы сами даем много поводов для упреков своим собственным недостойным поведением. И, конечно же, священство как таковое здесь всегда будет особенно заметно – именно потому, что «не может укрыться город, стоящий на верху горы» (Мф. 5, 14).
Священник всегда на виду и не просто на виду, он заметен и в силу своей функциональной значимости (крестить, исповедовать, причащать, венчать, соборовать, отпевать, освящать), и в силу того, что по самому наличию сана первым призван к осуществлению евангельских заповедей в своей жизни. Не об этом ли свидетельствует и надпись на иерейском кресте, который даруется каждому священнику при рукоположении? ««Образ буди верным словом, житием, любовию, духом, верою, чистотою» (1 Тим. 4: 12). Однако осуществление вот этого самого «жития» оказывается далеко не так просто, как уже нам, самим священникам, порой хотелось бы или мечталось. Да, по той простой причине, что святость с одним только принятием сана автоматически не даруется. И еще хотя бы по той причине, что священство не с неба падает, а является частью самого народа – быть может, в чем-то и лучшей, но с другой стороны – несущей в себе те же недостатки и немощи, что свойственны и всему народу. Только отношение к тому или иному недостатку, заметному в ином священнике, будет другим, гораздо более строгим. Это, впрочем, и понятно. Если сосед по лестничной клетке регулярно, что называется, закладывает за воротник, но при этом ведет себя достаточно тихо, то кроме близких родственников до этого факта никому не будет никакого дела. Если же священник оказался пристрастен к горячительным напиткам, то это уже серьезный нравственный и общезаметный криминал и тихо и незаметно это кончиться не может.
Если же попытаться осознать общее нравственное состояние современного русского человека, то не покажется особенно удивительным и немощи современного русского священства. Горькая же правда о нравственном состоянии нашего народа заключается в том, что мы, как народ, не хотим или не в состоянии исполнять самых элементарных норм не то что христианской нравственности, но и просто – человеческих. Элита преследуют прежде всего свои интересы, свою выгоду, и золотой телец здесь уже давно правит бал. Не лучше ситуация и с простым народом, который должен быть государственно образующей силой, но оказывается даже не в состоянии рожать и воспитывать всех своих детей. Народ, который значимую часть своих детей просто убивает во чреве, а часть попросту бросает (у нас около миллиона сирот при живых родителях) мы называем православным? Но если таков свет, таково православие, то какова же тьма? На каком основании тогда и священство, как часть народа, будет блистать одними только совершенствами? Впрочем, низкое нравственное состояние является проблемой не только русского, но и большинства некогда христианских народов. Низкая рождаемость, активное использование контрацепции, аборты, свобода нравов уже давно укоренились на постхристианском западе.
Естественно, что процесс апостасии, уже давно набравший силу, не может не касаться Церкви или совершаться абсолютно отдельно от ее бытия. Церковь есть богочеловеческий организм и, по слову святых отцов, будучи не от мира сего, Церковь находится в мире семь. То есть Церковь не защищена от бурь и стихий мира сего, Церковь не герметична, но в то же время всегда остается Церковью, имеющей святость в своей основе. Церковь всегда в свое бытие включает не одни только немощи и недостатки, которые могут быть свойственны церковной жизни, согласно ее человеческой стороны, Церковь свята по своему происхождению, свята сердцевиной своего богочеловеческого бытия, свята святостью Самого Бога. И это не есть некая абстрактная декларация, это, действительно, есть обыденная реальность каждодневной христианской жизни, которая часто бывает совершенно не заметной стороннему взгляду. Мне помнится, в то время, когда я начал всерьез переступать порог храма и впервые познал реальность евхаристической жизни Церкви, меня поразило открывшееся ощущение Церкви как духовной семьи, осознание обретения духовного отечества, того, чего так жаждет душа в своем духовном сиротстве. С тех пор это осознание никогда не утрачивалось, напротив, оно только крепло. Семья же есть семья и, наверное, редко бывают абсолютно идеальные семьи, но тот, кто дорожит собственной семьей, вряд ли будет революционером внутри собственной семьи, старающимся все в ней перестроить или, по крайней мере, подвергнуть уничижительной критике.
Можно сказать и так, что истинное восприятие жизни Церкви и в Церкви парадоксально, поскольку должно быть исполнено той любовью, которая все покрывает. Эта любовь не то, чтобы не замечает недостатков или не печалится о них, но эта любовь не отделяет себя от Церкви и не смеет судить о ней свысока или извне, поскольку сама является частью Церкви, как истинной духовной семьи. Большинство же либеральных критиков Церкви, в принципе, не знают и не могут знать Церкви, поскольку, даже если и делают вид, что знают церковные реалии изнутри, то, скорее, по слову апостола, вышли от нас, но не были наши. И не то, чтобы во многих словах наших критиков, зачастую, нет правды – порой, по видимости, та или иная критика может показаться справедливой, однако в большинстве случаев это правда мира сего, правда рациональная, исходящая из либеральных представлений о человеке и совокупности его внешних свобод и прав. Церковь же вообще исходит из несколько иной правды – Божией, духовной. Согласно этой правды понятие человеческой справедливости, свобод и прав не вполне работают в пространстве Божественной Любви, потому что по справедливости Богочеловек Христос не должен быть распят на кресте, а каждый человек непременно будет низвергнут в инфернальные бездны ада, если по справедливости получит воздаяние, согласно совокупности своих грехов. «Не говори, что Бог справедлив, – сказал один из святых, – если Бог справедлив, то я погиб». Действительно, милость Божия превозносится над судом. Не будь это так, то бытие Церкви в этом мире давно бы уже истощилось, согласно одного только нашего священнического недостоинства, равно как и сам мир давно бы прекратил свое существование по совокупности грехов и беззаконий, царящих в нем.
* * *
Всякое дурное слово о Церкви может вызывать боль, будь оно даже вполне правдиво или многократно справедливо. Так, мне всегда было неприятно слышать или читать о тех или иных скандальных фактах церковной жизни – о всех этих «табачных», «голубых» и прочих историях, якобы имеющих место в Церкви. Наверное, мне повезло, что сам я непосредственно не оказывался свидетелем подобного рода грехов, такого рода историй. Наверное, правда и то, что тот, кто прямо столкнулся с такого рода беззакониями внутри Церкви, подвергся тем самым тяжелейшему искушению, серьезному испытанию своей веры. Возможно, что многие современные критики Церкви являются людьми верующими и, одновременно, относящимися к современному священству с предубеждением или достаточно скептически, – да, скорее всего, они из числа тех, кто обжегся о те или иные неприглядные факты современной церковной жизни или (что тоже бывает) столкнулся в лице того или иного священника с явным лжепастырством, младостарчеством, корыстолюбием, фарисейством.
Такого рода ожог может иметь долговременные следствия, может не просто поставить человека в определенную оппозицию к священноначалию, но и – даже более того! – стать одним из основных мотивов активной внешней деятельности. Так, оказавшись некоторое время назад участником «Живого журнала» в Интернете, я убедился, что творческая энергия многих как будто верующих живожурнальников реализуется прежде всего в собирании и обсуждении скандальных фактов церковной жизни, в едком сарказме, в антиклерикальном, что называется, настрое. При чем, думается, в большинстве своем это публика вовсе не из числа читателей «Московского комсомольца», но – достаточно образованная и думающая. Пытаться спорить с ними в контексте их суждений в общем-то бесполезно, поскольку их убежденность, ирония и сарказм суть их позиции, их взгляда на Церковь. Такого рода позиция является позицией диссидента, который отрицание сложившейся системы, имеющего место быть порядка сделал главным смыслом своего существования, своей деятельности.
Скорее всего, имеющие такого рода критические взгляды возразят, что они вовсе не выступают против Самой Церкви, но – исключительно против того, что в церковной жизни неправильного и греховного. Однако, где же та грань, та мера, которая позволяет безошибочно отделить пшеницу от плевел, доброе от злого, истинного пастыря от закоренелого наемника, который не есть пастырь и, видя волка грядущего, бросает овец и бегает. Нет такого способа «исплевения» уже хотя бы потому, что до Страшного Суда земная и церковная жизнь пребывает в определенной динамике, в развитии, а не только в уже отчеканенных застывших формах. Так, редко когда мы видим перед собой уже заведомо святого старца или, напротив, злонамеренного лжепастыря. Чаще всего мы можем столкнуться в том или ином священнике, как и в человеке вообще, с теми или иными тенденциями, порою – противоположными, находящимися в состоянии борьбы – и только один Бог знает, каков будет результат, что победит. Да, и сам священник нуждается в спасении не в меньшей степени, чем обычный прихожанин. Кроме того Сам Христос даровал нам такое устроение церковной жизни, когда ее благодатная исполненность в Таинствах прямо от достоинства священства все-таки не зависит. Иначе эта жизнь постепенно угасла бы в следующем после апостолов поколении христиан.
Здесь мне вспоминается образ одного священника, имя которого называть не буду, потому что сейчас он уже сложил с себя сан, но который в свое время вел вполне подвижническую жизнь. Меня познакомили с ним лет семнадцать назад, как раз в период разгара его служения. Подвизался он на одном сельском погосте, был целибатом (состоял в разводе еще до обращения) и желал принять монашество. Много людей приезжало к нему, о нем писали статьи и делали передачи, он был духовником одного патриотического движения… И все это было по настоящему и сам он был настоящий… С ним вдвоем (я еще тогда не был священником) мы путешествовали по некоторым удаленным храмам и монастырям, были у архимандрита Павла Груздева… Из всего этого можно было бы сложить вполне благочестивые истории – да и все, связанное с этим человеком, в то время действительно было настоящим и благодатным. Однако спустя несколько лет я узнал, что он сложил с себя сан и женился (да еще и на чужой жене!). Как это повлияло на его духовных чад – судить не могу, я с ними в это время уже не общался. Но, наверное, не лучшим образом… Вопрос также, что послужило причиной этого падения? Целибат? Но он стремился к монашеству, писал прошения о постриге. Может быть, сыграли свою роль чрезмерное подвижничество и определенный элемент церковного диссидентства, который тоже был этому священнику свойственен. Известно, что чрезмерное завышение планки в духовной жизни может приводить к серьезным срывам, а комплекс борца с «системой» может увести не только из системы, но и из самой Церкви. В общем такого рода предпосылки были, однако чего именно не было (и я в этом совершенно уверен) – так это сознательной злонамеренности. Человек этот искренне хотел и пытался Богу послужить. Почему в плане священнического служения случилась катастрофа – вопрос, исчерпывающий ответ на который знает только Бог. Мне же искренно жаль, что вышло именно так, я бы не взялся судить этого человека, потому что нам не дано знать, что стало бы с нами на его месте… И в то же время мне помнится тот свет, который исходил от этого человека в период его служения, этот свет был неподдельным, тогда Бог действовал через этого человека, несмотря на то, что предвидел его будущее падение…
* * *
Там, где черная стынет ольха
И где белая властвует стужа,
И где третьего крик петуха
Не пробудит того, кого нужно, —
Когда помощи можешь не ждать,
И один в поле больше не воин,
И когда уже не оправдать,
Что любви этой не был достоин, —
На оставленном всеми юру,
Где и звуков и красок смятение,
Этот пепел и воск – на пиру
В дни последнего отступления…
Отрясая всю пыль городов,
Преклоненных по воле Ваалу,
Обретешь еще силу и славу –
Там, где раньше и не был готов.
* * *
Священство – установление Божие и, конечно же, должно являться более чем профессией – служением, – однако в столь важном и ответственном деле профессионализм является также по меньшей мере необходимым качеством. Видимо и с этой целью Бог учредил через Моисея в древнем Израиле священство как профессиональную касту – колено Левино, где священство передавалось по наследству. Это имело свои неоспоримые преимущества – будущий левит впитывал профессиональные навыки, что называется, с молоком матери. Нечто подобное утвердилось и в России – сословное духовенство. Но при всех преимуществах у сословного принципа были и свои минусы. Это – привыкание к служению или, выражаясь современным языком, замыленность восприятия жизни в вере, а так же – отсутствие притока новых сил, свежей крови.
В синодальный период нашей истории сословность вообще разделяла русское общество: крестьянство жило своей жизнью, дворяне – своей, а духовенство – своей. Пересечения, конечно, были, но это перестало быть единым жизненным потоком жизни, одной судьбой. Так, священство обслуживало религиозные нужды других сословий, но при этом находилось под некоторым общим подозрением или неприязнью, что, кстати, хорошо выражено в знаменитой поэме Некрасова «Кому на Руси жить хорошо». Священству того времени, конечно, были свойственны грехи и пороки, но они были вполне обычным следствием общего охлаждения веры, формально-фарисейского отношения к евангельским заповедям, когда из священнических семей выходили Чернышевские, а симбирскую гимназию Володя Ульянов заканчивал с высшей оценкой по Закону Божьему. Но все же дореволюционное духовенство далеко не всегда так жировало, как это пытались изобразить некоторые художники-передвижники XIX-го века или, несколько позже, в своей пропаганде – большевики.
Основная проблема была самой простой – материальной. Государственное обеспечение (жалование) духовенства начало вводиться только со второй половины XIX века и до самой революции так и не было вполне осуществлено. Естественно, что добывание хлеба насущного для большинства многодетных «белых» левитов было, помимо прямого служения, самой животрепещущей задачей. Последнее можно было осуществить как натуральным хозяйством, так и взиманием мзды с благочестивых прихожан. Прихожане же в те дореволюционные времена тоже не всегда горели желанием раскошеливаться. Одним из способов регулярной материальной подпитки были большие праздники: Рождество и Пасха, когда, согласно обычая, священник с диаконом и псаломщиком (и с возком для пожертвований) шел по домам служить молебны и кропить святой водой. По воспоминаниям современников, прихожане при этом стремились батюшке налить побольше, а пожертвовать поменьше. Отсюда не удивительна, к примеру, знаменитая также картина Репина «Крестный ход в Курской губернии», где выходящее с очередного молебна духовенство уже явно не держится на ногах. Можно, конечно, все списать на страсть пьянства и жадность, как отличительные свойства русских левитов, но все же у этих возможных приметных свойств были и свои конкретные причины, которые в конечном счете не делают чести и всему русскому народу, который в определенный период своего исторического существования очевидным образом утратил желание содержать собственное священство, да и не только священство, но и вообще быть в Церкви и жить Церковью. Что и послужило одной из причин последующей русской революции.
В наше время сословный принцип формирования духовенства, фактически, не имеет силы, поскольку безбожная большевистская власть в уничтожении духовенства, как сословия, весьма преуспела. Современное духовенство формируется, скорее, по принципу «кого Бог пошлет» и кадровый голод среди духовенства является одним из свойств современной церковной жизни. Не говоря уже о том, что многие из нас по сути – неофиты. В моей собственной судьбе наследственное левитское начало, конечно, также уже не может быть выражено заметным образом, за исключением того, что один из моих прадедов был священником. Отец моей бабушки – протоиерей Владимир Гермогенов закончил в самом начале прошлого века Казанскую семинарию и до начала тридцатых годов служил в одном из чувашских сел, пока храм наконец не закрыли, а его семью с матушкой и шестью детьми не выгнали из собственного дома. Прадед вскоре умер еще не старым, его супруга (интересно, что пережила она его почти на полвека) и дети были вынуждены скитаться по родственникам, скрывать свое происхождение, устраиваться кто как мог. Моя покойная бабушка – Тамара Владимировна (одна из самых светлых и любвеобильных людей, каких я только знаю), когда рассказывала о своем детстве, то образ ее отца, протоирея Владимира, представал как очень доброго и любящего, который за все ее детство, кажется, лишь однажды и по причине того, что они с сестрами особенно напроказили, отругал их памятным для них же образом. И вообще воспоминания бабушки о жизни в родительской семье были всегда окрашены в какие-то особенно светлые тона, как об утраченном рае. Это был налаженный быт, храм, цветущий сад, пчелы, поездки к многочисленным родственникам и общение с ними. Можно здесь вспомнить слова Ивана Бунина о том, что было потеряно с дореволюционной Россией – удивительное чувство покоя, безопасности – «приволье». Да, все это рухнуло для всех, в том числе и для русского духовенства, священнических семейств, левитских детей. Левитство действительно кончилось. Так, моя бабушка на время утратила веру – с тридцатых и где-то до конца шестидесятых годов, будучи замужем за моим дедом, вполне советским человеком, который сразу сказал своей молодой жене: «Ты детей в своем не воспитывай». И не воспитывала. Однако, как сама же рассказывала, где-то в конце шестидесятых годов ей начал регулярно сниться ее отец. Бабушка поехала в родное село, пыталась найти могилу, но прошло уже много лет и могила затерялась. Вернулась она в слезах и все не могла успокоиться. «Как же так, столько лет прошло, – думала она, – а я отца совсем забыла». И все плакала-плакала… Помогла соседка. «Что ты все плачешь, пойдем в храм, исповедуешься, закажешь панихиду». Так моя бабушка вернулась к вере.
Пару лет назад, будучи у родственников в Чувашии, мы поехали в село, где когда-то был храм, отстроенный прадедом, и где на заброшенном кладбище уже давно затерялась его могила. На месте храма, за оградой пустовало здание школы. По дороге к окраине села, к старому кладбищу, навстречу нам показалась фигура весьма своеобразная и явно не трезвая – длинные волосы и борода выдавали принадлежность к православию. И впрямь – сугубо православным здесь был заштатный диакон, уволенный за сугубое пристрастие к алкогольным напиткам, обладающий еще и скандальным нравом: бывший клирик стал требовать от меня документы, а потом отлучился куда-то, якобы для того, чтобы звонить в Москву, в патриархию, с целью проверки подлинности моего священнического удостоверения. Кладбище оказалось не только заброшенным, но и – порушенным: часть его территории занимал недостроенный еще с советских времен коровник… В общем все лепилось одно к одному. Не успели мы пропеть литию, как опять явился пошатывающийся диакон и заявил, что в Москве священника с таким именем и фамилией нет. Явление скандального диакона, впрочем, имело и некоторые положительный следствия. Бия тревогу относительно подлинности моего священства, сей диакон постучался в дом к местному предпринимателю, который вдруг предстал перед нами и поведал, что вынашивает планы относительно строительства на месте закрытой школы (детей в селе почти нет), которую он уже выкупил у местной администрации, часовни или храма… Впечатления мои от всего этого были сложными: не оставляло чувство, что мы находимся на развалинах – развалинах как родовых, так и общих – церковных в том числе и государственных. И «разваленность» эта – свойство не одного только села в чувашской глубинке. Кто бывал в деревенских храмах (это здесь, в Москве, мы, можно сказать, жируем) – знает, что сельское наше духовенство, порой, просто нищенствует, если, конечно, не найдется сердобольный спонсор да летом – богомольные дачники.
Одно, наверное, здесь можно считать своего рода оправданием: быть может, это наше левитское и общее историческое истощение, эта утрата «вида и доброы», не смотря на которое мы все-таки пытаемся нести, хоть как-то тащить на себе это служение, есть тоже в какой-то степени уподобление страждущему Христу, Его умалению? Ведь с точки зрения христианской, далеко не всегда внешняя успешность является целью духовной жизни и вообще гарантией подлинности, нравственной качественности. Быть может, просто стояние в истине, не оставление служения – даже тогда, когда кажется, что не видно никаких результатов – видимого духовного плода, само терпение здесь с верой, упованием, снисхождением к немощам других – приблизит, не лишит общения со Спасителем и Его не изреченной милости…
* * *
«Се черно-желтый свет! Бегите, иереи!»
Но некуда бежать во тьме последних дней.
И тьма всего сильней над новой Иудеей,
Над позолотою Твоих святых Церквей…
Тем нечего терять, кого в удел не взяли,
Но смерть осолена тем золотом могил,
Какие – все до нас – всю землю распахали
От Соловков святых до тонущих Курил…
А.И. Осипов. Батюшки на дорогих машинах
Батюшки на иномарках. Диакон Андрей Кураев
Люди часто ругают Церковь, в этом нет ничего странного
Протоиерей Андрей Ткачев
Ругают люди Церковь чаще всего в лице ее служителей. Извиняя себя, если не во всем, то во многом, люди склонны искать в священниках очевидной и безусловной святости, а уж коль не обретут ее (или просто не заметят), тогда только держись.
Один момент в этом вопросе меня сильно интересует. А именно – критика в духе сострадания. Только такая критика нужна. Все остальное похоже на безразличную матерщину пьяного человека. Шел мимо, повстречался взглядом с тем, что не понравилось, отрыгнул ругательство, гадкое и безразличное, и побрел дальше походкой уставшего человека.
Подобной словесной реакцией на окружающую действительность полны и форумы, и блоги, и некоторые печатные издания.
Чтобы не становиться в строй многочисленной армии безразличных хулителей и злых насмешников, церковную действительность нужно критиковать именно в духе сострадания. А сей самый дух вначале нужно приобрести.
Евангелие содержит один прямой призыв, который, по мере исполнения на практике, способен дать человеку и живое ощущение причастности к истории Церкви, и право критиковать Церковь и ее служителей, не впадая при этом в богоборчество или злую Хамову радость при виде чужой наготы.
Этот призыв произнесен Господом Иисусом Христом при виде толп народа, которые были изнурены и рассеяны, как овцы без пастыря. (См. Мф. 9:36) Тогда Он сказал ученикам: «Жатвы много, а делателей мало; итак молите Господина жатвы, чтобы выслал делателей на жатву Свою» (Мф. 9:37-38).
Будучи Альфой и Омегой, то есть началом и концом мировой истории, будучи тем, о Ком сказано, что «все от Него, им и к Нему», Господь тем не менее дает людям право влиять на проповедь Евангелия и на нравственное состояние мира. Он не выводит делателей на жатву Сам, но заповедует об этом молиться.
Таким образом, как говорил Паскаль, молитва дает человеку право стать причиной. Мы уже не просто звенья в цепях от нас не зависящих причинно-следственных связей, но мы можем рвать эти цепи и сами становиться причиной благих изменений. Можем, благодаря молитве веры.
Многое из сказанного апостолам нужно расслышать как сказанное тебе лично. Например, так нужно слухом сердца услышать слова: «Примите, ядите, Сие есть Тело Мое».
И точно также нужно отнестись к повелению молиться о выведении делателей на созревшие нивы. Нивы эти таковы, что сколько бы ни было на них работников с засученными рукавами, слишком много их никогда не будет.
Даже если представить, что наш дезориентированный и в трех соснах запутавшийся народ в достатке получит пастырей, умеющих любить, жалеть, терпеть и молиться, нужно будет и тогда продолжать просить. Продолжать, поскольку Православие не есть вера только русского народа, а Вселенская Истина, и другие народы точно так же, как мы, нуждаются в подобных делателях.
Но не будем забегать вперед и мечтать. Мечты нужно приземлять и дергать за ноги, точь-в-точь как новоначального подвижника, возносящегося на небо. Вопрос в данном случае похож не на то, как победить ожирение, а на то, как не умереть от истощения.
Молиться Отцу Господа Иисуса Христа об упомянутых духовных нуждах нужно всем, кто любит Бога и Церковь. Но наипаче тем, кто не прочь позлословить в адрес священства и церковной жизни.
Они должны это делать для того, чтобы иметь право на критические высказывания. Чтобы, когда в очередной раз они забурчат глухо и раздраженно, что «хотели, как лучше, а получилось, как всегда», и когда в ответ они услышат: «А вы молились хоть раз за Церковь, чтобы вот так ее критиковать?», они смогли ответить: «Да, молился».
Я бы очень хотел, чтобы в подобных словесных перепалках критики Церкви были способны сказать еще больше. Например: «Я много раз по ночам, иногда всю ночь напролет, молился со слезами и болью о том, чтобы Бог дал нашему народу, нашему городу, нашему приходу достойных пастырей и проповедников. Я давал зароки и обеты, я бросал вредные привычки, делал тайные пожертвования и совершал паломничества, лишь бы Господь принял мои просьбы. Я не молился один, но звал с собой на молитву о тех же нуждах братьев и сестер по вере. Я делал все, что мог, и буду продолжать это делать. Я имею право горевать о наших церковных язвах и высказываться об этом вслух».
О, как хочется услыхать подобные речи! Страшно подумать и сладко представить, какие качественно иные слова зазвучат из уст не просто критика, но молящегося критика.
Быть может, человек, плачущий на молитве о судьбе Церкви, и вовсе не способен на критику. Быть может, ему по душе больше молчание, как написано: «Поэтому разумный безмолвствует в это время, ибо злое это время» (Ам. 5:13). И действительно, в самые тяжкие времена умен не тот, кто громко говорит, а тот, кто молчит и молится.
Но если этот небезразличный и молящийся человек все же способен на критику, то это должна быть по необходимости именно та критика, которой мы хотим. Ведь мы не хотим (надеюсь) всегдашнего «одобрямса» и сладко-приторных речей о том, что у нас все хорошо.
До самого момента вхождения в Царство Небесное ни у человека, ни у общества не может быть все хорошо. Поэтому нужен анализ, и трезвое осмысление, и чуткое предупреждение. Нужен творческий подход к бытию с его тайнами и завязанными узлами. Это и есть критика в своем классическом истолковании, критика в режиме сострадания, в духе любви к Церкви и признания за ней достоинства Матери.
Осторожное, взвешенное слово, рожденное не кончиком языка, а верующим сердцем, что может быть лучше? Мы слишком много слышим слов, имеющих целью уколоть, ударить, обсмеять, проклясть, унизить, забить гвоздь в крышку гроба, плюнуть, брызнуть не то слюной, не то ядом. И как у Некрасова «этот стон у нас песней зовется», так и у нас подобное отношение к слову признано плодом свободы слова.
С такими плодами немудрено отучиться пользоваться словом как-то иначе. Немудрено отучиться словом созидать, благословлять, лечить, указывать путь и снимать боль.
От проблемы пользования словом вообще вернемся к узкой проблеме, поднятой в начале.
Градус осуждения понижается ровно в ту меру, насколько человек признает себя самого виновным в происходящих негативных событиях.
Если мы недовольны священством, его поведением, качеством его служения, уровнем его образования, то следует спросить себя самого: «Молился ли я хоть раз о том, чтобы Господь вывел на жатву добрых тружеников?»
Если ответ будет отрицательным, если я никогда не то, что не молился, а даже и не думал об этом, то, во-первых, часть вины, несомненно, лежит и на моих плечах, а во-вторых, никакого права на осуждение у меня нет, как у человека вполне чуждого Церкви с ее болями и радостями.
Если же я начну – хотя бы изредка и пока без слез – молиться вообще и в частности о священстве, то перемены наступят странные и неожиданные.
Во-первых, желание поязвить и побурчать уступит место желанию помолчать и пожалеть. А во-вторых, невесть откуда в Церкви начнет со временем увеличиваться число пастырей ревностных, сердечных, искренних, и мы не сможем этого не заметить.
Грех осуждения отец Серафим называл одним из величайших духовных недугов нашего времени! «Мы имеем право судить только самих себя. Даже рассуждая о каком-либо человеке, мы уже невольно осуждаем его», — говорил вырицкий старец. Он особо напоминал о недопустимости осуждения священства: «Личные человеческие немощи не могут отнять благодати рукоположения. Во время совершения Таинств священник является лишь орудием в руках Божиих. Все Таинства невидимо совершает Сам Христос. Какой бы ни был батюшка грешный, даже если ему уготовано в огне геенском гореть, только через него мы можем получить разрешение от наших собственных грехов».
Преп.Серафим(Вырицкий)
********
Священники носят в себе столь великую благодать, что если бы люди могли видеть славу этой благодати, то весь мир удивился бы ей, но Господь скрыл ее, чтобы служители Его не возгордились, но спасались в смирении… Великое лицо — иерей, служитель у Престола Божия. Кто оскорбляет его, тот оскорбляет Духа Святого, живущего в нем… Если бы люди видели, в какой славе служит священник, то упали бы от этого видения, и если бы сам священник видел себя, в какой небесной славе стоит он (совершает свое служение), то стал бы великим подвижником, чтобы ничем не оскорбить живущую в нем благодать Святого Духа.
Св. Силуан Афонский
Патриарх Кирилл: Разговоры о недостатках священников и их машинах уводят внимание человека от Креста Господня
Разговоры о несоответствии современной Церкви своей миссии, недостатках священников и их машинах уводят внимание человека от «креста Господня» — символа спасения этого мира и искупительной жертвы Христа, считает патриарх Кирилл.
В своей воскресной проповеди после литургии в новой освященной церкви Усекновения главы Иоанна Предтечи в районе Братеево на юге Москвы, возведенной по программе строительства 200 новых храмов в столице, патриарх вспомнил евангельскую историю о двух разбойниках, распятых вместе с Христом. Один из приговоренных к смерти через распятие на кресте признал Христа как Бога, тем самым получил Его прощение и попал в рай. А второй разбойник, как и римские воины на Голгофе, видел в распятом Спасителе только униженного и беспомощного человека.
«Вот и сегодня очень многие, взирая на крест Христов, ничего не видят кроме того, что кто-то о кресте рассказывает как о некой сказке, о заблуждении или о том, что крест ничего не принес миру и что Церковь, которая призвана проповедовать о кресте миру, не соответствует этой проповеди, и священники плохие, и не на таких машинах ездят, и не то делают. И сколько всего говорится, чтобы человек отвернул свой взгляд от креста Господня, чтобы сказал в лучшем случае «Я не знаю, что означает крест», а в худшем — «И знать не хочу», — сказал патриарх Кирилл.
Он отметил, что согласно Евангелию крест — это не «знак суда», а «символ спасения», символ торжества Божьей правды.
«Каждый, кто принимает крест как мерило правды и принимает в сердце свое подвиг Христа Спасителя, тот вместе с разбойником, с тем, что был распят справа, имеет великую надежду услышать от Господа «со Мною будешь в раю», — подчеркнул предстоятель Русской православной церкви.
«Христос был бедным, а попы все в золоте» —
Подозреваю, что чисто хронологически, это вторая претензия к церкви (первая, очевидно, была еще в до-константиновскую эпоху, и ее суть можно описать фразой: «как же их еще много, а львы уже сыты!»). Да. Церковь обладает богатством и силой. Иначе бы она давно представляла собой беспомощные и разрозненные группки людей, слабо понимающих друг друга. Наверное, тут стоит вспомнить о противостоянии «иосифлян» и «нестяжателей» в 15-ом столетии.
Все это уже было… Одни говорили, что церковным структурам необходимы «земные» ресурсы, иначе их ждут весьма ощутимые «земные» проблемы. Другие полагали, что необходимы-то необходимы, но «это как-то нечестно», надо следовать примеру Христа, и не заморачиваться предметами материального мира. Собственно, правы были и те, и те. Но, как показывает история, немного «правей» оказались «иосифляне», если смотреть с точки зрения блага для церкви и общества. Нестяжатели, сами по себе, безусловно, «более христиане» (точнее, вспоминая евангельского «верблюда через игольное ушко», им легче быть христианами). Но церковь, не имея строгой системы управления, и достаточных ресурсов — скатывается в хаос. Сами же нестяжатели это продемонстрировали, породив из себя множество еретических учений, справиться с которыми не могли. За неимением материальных ресурсов…
И вот еще. Не стоит забывать, что богатство церкви – не означает богатства её членов, в том числе и её иерархов. Да, им по статусу положены кресты с камушками и прочие вещи, вызывающие порой у мирского человека нездоровую зависть (Хотя, чему тут завидовать… Монах, со всеми вытекающими. Да и вообще — человек строго подневольный обязанностям своего служения. Он в этом окружающим блеске, как казначей в царской сокровищнице – может хоть спать на горе золота, а толку-то?). Даже если при жизни архиерей ночевал в великолепной усадьбе, и возили его на дорогой машине – это все не его, и детям его не останется. Это ничье, в каком-то смысле. Так же, как и золотые купола церквей…
Ну а что касается «лично состоятельных» — так тут еще проще. Ну, вот лично я знаю пару-тройку попов на хороших новых иномарках (кстати, всего попов я знаю многие десятки, и они — либо без прав, либо машинки у них вполне скромны). И что? Им следует продать свой Фольксваген-Пассат, купить Ладу-Калину, а разницу в цене раздать нищим? Чего он этим добьется? Что смертельно разобидит мецената-дарителя? Что на требы будет приезжать с опозданием на час, со стойким запахом бензина, и с гаечным ключом за поясом (знаете, как здорово крестить детей руками, заляпанными машинным маслом, ага)? Но зато все вокруг будут говорить – «ах, какой батюшка у нас святой, бессребреник!». Точнее не все, а лишь половина. А вторая половина будет шушукаться – «во, нажился на наших грошах, купил себе тачку, как у Путина».
Ну и наконец, остаются еще полноценные злоупотребления. От этого никто не застрахован. Человек, выросший в церковной среде, но неверующий, всячески властолюбивый и корыстолюбивый – вполне может попытаться «сделать карьеру на религии». Такой человек может прорваться в любые сферы, и его действия могут очернять эти «сферы» в глазах окружающих. Ну, что тут можно сказать… Учитесь отделять пшеницу от плевел, а частное – от всеобщего. В крайнем случае — лечитесь от склонности к маниакальным обобщениям.
— В последнее время все чаще разгораются дискуссии с негативными высказываниями в адрес священнослужителей. Удивляет то, что после нелестного высказывания о священниках какого-либо одного блогера, к нему тут же подключается множество других — таких же негативно настроенных людей. И хотя понятно, что эти люди ни разу в жизни со священниками дела не имели (иначе в этих отзывах были бы какие-то факты, примеры из жизни), в их ответах встречается много злобы.
Как это можно объяснить? Ведь мы обычно не злимся на людей, которые не причиняли нам никакого вреда. А священники определенно ничего плохого не сделали всем этим людям, пишущим о них с такой ненавистью. Хотелось бы узнать психологическое объяснение этой ненависти.
— Тут присутствует такой интересный момент: почти вся блогосфера, как многим известно, является эффективным оружием пропаганды разных структур общества: социальных, экономических, политических и прочих. Для этих целей различными заинтересованными группами специально выделяются деньги и нанимаются работники. Разработаны специальные программы, позволяющие одному блогеру писать одновременно под разными именами, с разных IP. В блогах во время интернет-обсуждений зачастую идет скрытое навязывание определенных, выгодных заказчику фактов и позиций по различным вопросам. Об этом знают практически все блогеры, называя таких заинтересованных участников троллями. Но поделать с этим ничего не могут, поскольку невозможно выявить всех троллей, и даже слова выявленных невозможно стереть из памяти.
Результатом таких долгосрочных манипуляций может стать искажение фактов, разжигание розни между народами, и даже подрыв политической системы и экономики государства. Известно, что госдепартамент США выделяет на информационную войну в блогосфере огромные деньги. Известны и некоторые результаты этой войны. К примеру, признано, что народные волнения и революции, которые разгорелись недавно в ряде стран Африки и Ближнего Востока начались с подготовки в социальных сетях.
Но в мире существуют и другие революции — революции сознания, направленные на то, чтобы подготовить общественное мнение к определенным изменениям. Именно это и наблюдается сейчас в нагнетании атмосферы негатива по отношению к православию и служителям Церкви.
Ведь что такое религия? Религия для народа — это то, что его цементирует и делает его единым, то, что делает его более крепким и стабильным. Этот факт подтверждается словами бывшего советника президента США по национальной безопасности США Збигнева Бжезинского, который еще в 1991 году после развала СССР открыто заявил: «После разрушения коммунизма единственным врагом Америки осталось русское православие».